Алиса в зазеркалье - Страница 31

В этом суждении о "зазеркальном" молоке подразумевается лишь отражение структуры, соединяющей атомы молока. Конечно, подлинное зазеркальное отражение молока означало бы и инверсию структуры самих элементарных частиц. В 1957 г. Ли Цзун-дао и Янг Чжень-нин, два американских физика китайского происхождения, получили Нобелевскую премию за теоретический труд, который, по удачному выражению Роберта Оппенгеймера, привел их к "радостному и удивительному открытию" относительно того, что частицы и их античастицы (то есть идентичные частицы с противоположными зарядами), подобно стереоизомерам, суть не что иное, как зеркальные отражения тех же структур. Если это так, тогда "эазеркальное" молоко будет состоять из "антивещества", которое Алиса даже не сможет выпить: стоит ей прийти в соприкосновение с этим молоком, как оба они взорвутся. Разумеется, анти-Алиса, находящаяся по ту сторону зеркала, найдет антимолоко чрезвычайно вкусным и питательным.

Читателям, которым хотелось бы узнать больше о философском и научном смысле "левого" и "правого", рекомендую познакомиться с прекрасной книжкой Германа Вейля (Hermann Weyl. Symmetry, 1952) [Русский перевод: Герман Вейль. Симметрия. М., 1968], со статьей Филипа Моррисона (Philip Morrison. The Overthrow of Parity. - "Scientific American", April, 1957) и с моей работой "Обеими ли руками пишет Природа?" (Martin Gardner. Is Nature Ambidexterous? - "Philosophy and Phenomenological Research", December, 1952) [Русский перевод: Мартин Гарднер. Математические головоломки и развлечения. М., 1971]. В более легком жанре написана последняя глава о "левом" и "правом" в "Книге математических загадок и развлечений "Сайентифик Америкэн" (The Scientific American Book of Mathematical Puzzles and Diversions, 1959) и мой рассказ "Левое или правое?" ("Esquire", February, 1951). Классический пример научной фантастики на эту тему - "Рассказ Платнера" Уэллса. [...] В настоящий момент, когда я пишу эти строки, специалисты по атомной физике размышляют о возможности создания антивещества в лабораторных условиях. [...]

7. Неловкость Белого Коня, съезжающего вниз по кочерге, предвосхищает неловкость Белого Рыцаря на коне (гл.8).

8. Поначалу Кэрролл намеревался напечатать все стихотворение зеркально отраженным, однако позже решил ограничиться первой строфой. Тот факт, что Алиса увидела эти строки перевернутыми, свидетельствует о том, что сама она, пройдя сквозь зеркало, не изменилась. Как говорилось выше (VI), сейчас у нас есть все основания полагать, что "неотраженная" Алиса просуществовала бы в Зазеркалье не долее тысячной доли секунды (см. также примеч. к гл.5).

JABBERWOCKY

'Twas brillig, and the slithy toves

Did gyre and gimble in the wabe:

All mimsy were the borogoves,

And the mome raths outgrabe.

Beware the Jabberwock, my son!

The jaws that bite, the claws that catch!

Beware the Jubjub bird, and shun

The frumious Bandersnatch!

He took his vorpal sword in hand:

Long time the manxome foe he sought

So rested he by the Tumturn tree,

And stood awhile in thought.

And, as in uffish thought he stood;

The Jabberwock, with eyes of flame,

Came whiffling through the tulgey wood,

And burbled as it came!

One, two! One, two! And through and through

The vorpal blade went snicker-snackl

He left it dead, and with its head

He went galumphing back.

And hast thou slain the Jabberwock?

Come to my arms, my beamish boy!

O frabjous day! Callooh! Callay!

He chortled in his joy.

'Twas brillig, and the slithy toves

Did gyre and gimble in the wabe:

All mimsy were the borogoves,

And the mome raths outgrabe.

Первая строфа этого стихотворения появилась впервые в журнале "Миш-Мэш" ("Misch-Masch"), последнем из домашних "публикаций", которые Кэрролл в юности сочинял, собственноручно переписывал и иллюстрировал для развлечения своих братьев и сестер. В номере, помеченном 1855 г. (Кэрроллу тогда было двадцать три года), этот "любопытный отрывок" появился под названием: "Англосаксонский стих" [...В заключение Кэрролл писал:] "Смысл этого фрагмента древней Поэзии темен; и все же он глубоко трогает сердце". [...]

Мало кто станет оспаривать тот факт, что "Jabberwocky" является величайшим стихотворным нонсенсом на английском языке. Он был так хорошо знаком английским школьникам XIX в.; что пять из его "бессмысленных" слов фигурируют в непринужденном разговоре мальчиков в "Столки и Кь" Киплинга. Сама Алиса весьма точно определяет секрет очарования этих строк: они "наводят на всякие мысли, хоть и неясно - на какие". Странные слова в этом стихотворении не имеют точного смысла, однако они будят в душе читателя тончайшие отзвуки. [...] С тех пор были и другие попытки создать более серьезные образцы этой поэзии (стихотворения дадаистов, итальянских футуристов и Гертруды Стайн, например) - однако, когда к ней относятся слишком серьезно, результаты кажутся скучными. Я не встречал человека, который помнил бы хоть что-нибудь из поэтических опытов Стайн, но я знаю множество любителей Кэрролла, которые обнаружили, что помнят "Jabberwocky" слово в слово, хоть никогда не делали сознательной попытки выучить его наизусть. Огден Нэш написал прекрасное стихотворение-нонсенс "Геддондилло" [...], но даже в нем он слишком старается достигнуть определенного эффекта. "Jabberwucky" же обладает непринужденной звучностью и совершенством, не имеющим себе равных.

"Jabberwocky" был любимым произведением английского астронома Артура Стэнли Эддингтона, которое он не раз упоминал в своих трудах. В книге "Новые пути в науке" (Arthur Stanley Eddington. New Pathways in Science) он сравнивал формальную структуру стихотворения с областью современной математики, известной как теория групп. В "Природе физического мира" (The Nature of the Phisical World) он замечает, что описание элементарной частицы, которое дает физик, есть на деле нечто подобное "Jabberwocky"; слова связываются с "чем-то неизвестным", действующим "неизвестным нам образом". Поскольку указанное описание содержит числа, физика оказывается в состоянии внести некоторый порядок в явление и сделать относительно него успешные предсказания. Эддингтон пишет: